Международные отношения на постсоветском пространстве.

Введение…………………………………………………………………………..2

1. Политика России на постсоветском пространстве…………………………..3

2. Геополитические проблемы, способствующие кризису отношений на постсоветском пространстве……………………………………………………..4

3. Политические предпосылки кризиса отношений на постсоветском пространстве………………………………………………………………………6

4. Экономические предпосылки кризиса отношений на постсоветском пространстве………………………………………………………………………8

5. Проблемы русской диаспоры в постсоветских странах……………………9

6. Новая политика России на постсоветском пространстве…………………..11

Заключение……………………………………………………………………….14

Список использованной литературы…………………………………………...15

Введение

Россия в конце ХХ века вновь пережила мучительный процесс смены общественного строя. Глубокие изменения в экономике, политической и духовной сферах жизни российского общества приобретают все более необратимый характер. Вместе с тем, очевидно, что декларируемые политической элитой общества цели всё ещё далеки от достижения. Возможны различные альтернативы выхода из современного кризисного состояния.

Во многом это зависит от субъективного фактора, то есть, с одной стороны возможности политической элиты направить общественное развитие в необходимом направлении, а с другой стороны от адекватного участия широких слоев населения в осуществляемых преобразованиях общества. Последнее вряд ли возможно без высокого уровня политической культуры всего общества, позволяющего осмысленно принимать участие в проведении политических и социально-экономических реформ в России. От сознательного выбора и активности большинства граждан зависит учет в государственной политике интересов различных групп населения.

Одним из факторов формирования демократической политической культуры является знание основ политологии. Без обладания такими знаниями личность становится объектом манипулирования и подчинения. Овладение гражданами основами политической науки является важнейшим условием успешного реформирования российского общества. Знание политологии позволяет человеку усваивать основные ценности и нормы демократической политической культуры, сформировать такие важные для демократических реформ качества как толерантность, готовность к компромиссу, умение цивилизованно и институциализированно выражать и защищать свои интересы.

1. Политика России на постсоветском пространстве

Та политика, которую проводила Россия в 90-е годы на постсоветском пространстве в рамках СНГ и других интеграционных объединений, в 21 веке во все в большей степени перестала соответствовать, как внутренним вызовам, с которыми сталкивается Россия, так и новой геополитической обстановке в мире.

Выхолащивание первоначального содержания договора о Содружестве Независимых Государств (единая оборонная политика, единое платежное средство, единое гуманитарное и культурное пространство, отсутствие таможенных границ и т.п.) превратило это объединение в клуб руководителей государств, которое существует сейчас только за счет того, что в пакете с ранее перечисленными, но не выполненными условиями были заложены льготные цены для стран СНГ на российские энергоносители. Причем, по мере возрастания цен на энергоносители на мировом рынке, страны СНГ за счет льготных цен стали получать все большую фору по отношению к России. Не случайно Россия в 2004 году заняла последнее место по росту ВВП среди стран входящих в СНГ.

Страны постсоветского пространства после ориентационного периода начала и середины 90-х годов все в большей степени становятся субъектами влияния мировых центров силы и во все в большей степени утрачивают комплекс “большого брата” по отношению к России.

Все 90-е годы в этих странах шел процесс формирования национальных элит с самым активным участием, как мировых, так и региональных держав в котором сосредоточенная на внутренних проблемах Россия участия практически не принимала. В результате в этих странах сформировались проамериканские, проевропейские, протурецкие и т.п. элитные группы, а пророссийские, а точнее остаточные просоветские, которым Россия оказывала поддержку, постепенно оттеснялись на периферию политических процессов. Поставив только на консервацию существующих постсоветских политических элит, Россия не способствовала созданию механизмов цивилизованной передачи власти в странах СНГ.

Всевозможные формальные интеграционные объединения на постсоветском пространстве (СНГ, ЕвроЗЭС, Союз России и Белоруссии, ЕЭП и т.п.) так и не стали по-настоящему привлекательными для ее членов в силу отсутствия у России реального и мощного модернизационного проекта, современной промышленной политики, сползания ее экономики на экспортно-сырьевую основу.

Интересы российского бизнеса и российского государства в постсоветских государствах давно разошлись. В ситуации тесной энергетической взаимозависимости наших стран отдельные российские энергетические гиганты проводят собственную политику. Интерес же государственный в их действиях часто не просматривается, что самым серьезным образом хаотизирует результирующую политическую линию.

Дальнейшее инерционное проведение политики России 90-х годов в кардинально изменившихся условиях, сохранение Содружества независимых государств в аморфном, нереформированном виде будет только множить поражения, более того, в значительной степени блокировать в дальнейшем выработку и реализацию новой политики России на постсоветском пространстве.

2. Геополитические проблемы, способствующие кризису отношений на постсоветском пространстве

В результате распада сначала Варшавского договора, а затем и Советского Союза произошло резкое изменение всей расстановки сил на мировой арене. Этот процесс совпал с набирающей силу глобализацией и переформированием Европейского сообщества в конфедеративное государство, “либеральную империю” 21 века. Возникли новые центры мощного экономического роста такие, как Китай и Индия.

Если в первое десятилетие после распада большой советской империи происходила постепенная адаптация мировых центров силы к кардинально изменившимся условиям, шли относительно инерционные процессы по поглощению и НАТО и Европейским союзом стран Восточной Европы, то в последние годы интенсивность геополитического соперничества резко возросла, а фронт этой борьбы вплотную приблизился к границам России.

Соединенные Штаты явно озабочены формированием благоприятной геополитической конструкции в Закавказье и Центральной Азии направленной против Ирана и Китая. При этом, так как создание этой оси проходит на пространстве СНГ, то в качестве побочного эффекта идет интенсивное ослабление влияния России в этих регионах, которое она, естественно, рассматривает, как направленное против ее долгосрочных стратегических интересов.

Если в 90-е годы существовала иллюзия о том, что интеграция с Европейским союзом ограничится только экономическими альянсами, то сейчас стало ясно, что эта интеграция предполагает практически полное политическое, экономическое и военное вовлечение стран-кандидатов с резким ограничением национального суверенитета.

В такой ситуации лозунг наиболее лояльных, по отношению к России, представителей политических элит постсоветских государств “В Европу вместе с Россией” становится абсолютно неактуальным. Современная модель формирования объединенной Европы совершенно не предполагает включения в ее состав Российской Федерации. Более того, все в большей мере вырисовываются контуры объединенной Европы с включением в нее Украины, Белоруссии и Молдавии с жесткими границами по отношению к России, которая рассматривается только как внешний поставщик энергоресурсов. Все разговоры о четырех общих пространствах, похоже, направлены только на то, чтобы нейтрализовать российское сопротивление экспансии Евросоюза на Восток. Тезис, выдвигаемый некоторыми российскими политологами о том, что концепция объединенной Европы приобретает все более открытый характер по отношению к России, постоянно опровергается реальными действиями Брюсселя.

Пользуясь пассивностью России, активно стали вести свои игры на постсоветском пространстве и такие относительно слабые геополитические игроки, как, например, Турция, Польша, Румыния и даже Литва.

В такой ситуации “многовекторность”, а если говорить прямо неопределенность и невнятность внешней политики России, отсутствие ясно выраженных и жестко отстаиваемых приоритетов, особенно на постсоветском пространстве, приводит к тому, что из ведущего субъекта мировой политики она, пассивно реагируя на новые вызовы, все в большей степени превращается в объект влияния реальных мировых игроков.

Политические предпосылки кризиса отношений на постсоветском пространстве

После распада Советского Союза в отличие от России, которая унаследовала столицу и кадры распавшегося общего государства, в новых независимых государствах формирование структуры власти, государственной элиты, национальной внутренней и внешней политики шло практически с чистого листа. Россия, занятая своими внутренними проблемами, практически не участвовала в этом процессе.

Зато самое активное участие в нем приняли всевозможные неправительственные организации США и европейских стран такие, как “Фридом хаус”, фонд Карнеги, НДИ, фонд Эберта, фонд Аденауэра и т.п. Через активную работу своих представительств в странах СНГ, предоставление грантов, организацию выездов для обучения политическим технологиям они формировали проамериканскую и проевропейскую политическую элиту. Постсоветским странам были навязаны стандартные западные модели политического устройства вне зависимости от того насколько общество этих стран было готово их воспринять.

В результате под внешней демократической оболочкой (всеобщая выборность президентов, политические партии, выборный парламент на альтернативной основе) возникли или слабые и коррумпированные режимы или откровенные восточные деспотии. На постсоветском пространстве так и не была решена проблема легитимной передачи власти между элитными группами. Именно это является главной причиной того, что естественное обновление власти проходит все чаще в форме разноцветных революций.

Те постсоветские политические элиты, которые Россия поддерживала долгое время за неимением элит пророссийских, одна за другой уходят с политической арены, к чему Россия оказалась совершенно не готова. Импульсивные попытки однозначно поддержать в политическом противостоянии одну из противоборствующих сторон без соответствующей длительной подготовительной работы оборачиваются все новыми поражениями.

Новые политические элиты, которые сейчас начинают приходить к власти в постсоветских государствах, сформировались под активным внешним влиянием и будут по отношению к России занимать в лучшем случае нейтральную, а в большинстве своем недружественную позицию. Искусственное воспроизведение внешних форм западной демократии, непроработанность механизмов легитимной передачи власти в постсоветских странах, будет способствовать постоянным выходам за пределы правового поля и разноцветным революциям, серьезной политической дестабилизации на границах России.

Экономические предпосылки кризиса отношений на постсоветском пространстве

Удельный вес стран СНГ в российском внешнеторговом обороте уменьшился с 63% в 1990 г. до 21,5% в 1997 г. и продолжает уменьшаться. Если в 1988-1990 гг. в межреспубликанский (в границах бывшего СССР) товарооборот было вовлечено около четверти валового внутреннего продукта, то в настоящее время этот показатель снизился почти до одной десятой.

Наибольшая интенсивность товарооборота России сохраняется с Украиной, Белоруссией и Казахстаном, на долю которых, приходится 87,5% российского экспорта и 84% импорта со странами Содружества. Для всего Содружества торговля с Россией, несмотря на резкое сокращение, по-прежнему имеет первостепенное значение, составляет свыше 50% их общего внешнеторгового оборота, а для Украины, Казахстана и Белоруссии - более 70%.

В отраслевой структуре промышленности всех стран СНГ продолжает возрастать доля продукции топливно-энергетических и других сырьевых отраслей и уменьшаться доля продукции обрабатывающих отраслей, особенно машиностроения и легкой промышленности.

В последние годы прослеживается тенденция на переориентацию стран Содружества на решение своих экономических задач вне рамок СНГ, с расчетом на возможность значительного расширения отношений со странами дальнего зарубежья.

Так, удельный вес их экспорта в страны дальнего зарубежья по сравнению с общим объемом экспорта составил в 2001 году у Азербайджана 93% против 58% в 1994 году, Армении соответственно - 70% и 27%, Грузии - 57% и 25% и Украины - 71% и 45 процентов. Соответствующим образом происходит и рост их импорта из стран дальнего зарубежья.

На развитие экономических отношений со странами СНГ продолжает оказывать влияние проблема погашения ими задолженности за предоставленные им ранее Россией государственные кредиты и поставленную российскими хозяйствующими субъектами продукцию. Из указанной задолженности значительную часть занимают долги за предоставленные государственные кредиты (свыше 5 млрд. долларов), которые в основном урегулируются путем переноса сроков их погашения на более поздний период, передачи России в полную или частичную собственность объектов недвижимости на территории стран СНГ, а также зачета платежей России за аренду отдельных объектов на их территории (Казахстан и Украина).

В общем объеме долгов за поставленную российскими хозяйствующими субъектами продукцию основная часть задолженности стран СНГ приходится на топливно-энергетические ресурсы, которая составляет по расчетам примерно 3, 8 млрд. долларов. В основном должниками России являются предприятия Украины, Молдавии и Казахстана.

Таким образом, можно сделать вывод, что “единый народохозяйственный комплекс”, о восстановлении которого так много говорят, оправдывая существование неработающих интеграционных объединений, уже практически не существует. На смену ему сформировалась уродливая и затратная для России система дотирования уже существенно переориентированной на внешних потребителей промышленности стран СНГ российскими энергоносителями. За пределами топливно-энергетического комплекса практически нет совместных модернизационных проектов направленных на занятие конкурентных позиций на мировом рынке.

5. Проблемы русской диаспоры в постсоветских странах

Длительный срок, минувший после разрушения СССР, позволяет судить об устойчивых общих тенденциях в политике постсоветских государств в отношении русской диаспоры, оказавшейся на их территории. Практически во всех бывших союзных советских республиках суверенная государственность утверждалась на антироссийской и антирусской основе. В первую очередь это выразилось в “языковых революциях”, когда в 1988 1989 годах были приняты новые законы о языках, утвердившие один государственный язык титульной нации, а русский язык, являвшийся основным информационным носителем для нетитульного населения и огромной массы русскоязычных граждан титульной национальности, был либо резко ограничен в возможностях официального употребления, либо за ним оставлена юридически не определенная функция языка межнационального общения. Язык из средства общения стал политическим инструментом, с помощью которого из властных структур, органов внутренних дел, судов, органов управления всеми областями государственной и общественной жизни вытеснялись русские. Вместе с этим русские лишались возможности полноправного участия в приватизации, приобретении собственности в странах проживания. Последовавшая за тем экономическая реформа, имеющая на сегодняшний день один общий в постсоветских государствах результат - резкое сокращение промышленного и сельскохозяйственного производства, привела к тому, что русское население, составлявшее в советское время основную часть индустриальных рабочих и инженеров, потеряло работу, и вместе с этим - источники существования. Возникли проблемы получения образования на родном, русском, языке. Резко сужается информационное пространство для русскоязычного населения. В общественном сознании через средства массовой информации, систему образования стали формировать враждебный образ России и русских, что стало питательной почвой для роста бытового национализма, роста межнациональной напряженности.

Несмотря на то, что большинство русских в странах СНГ и Прибалтики проживали там уже не в первом поколении, для них эти страны являются родиной, многие поставлены в положение оккупантов, “пришлых”, чужаков. Они фактически поставлены в условия выбора между потерей своей этнической идентичности или отъездом. Названные общие тенденции модулируются специфическими особенностями в каждом из постсоветских государств.

Таким образом, российская диаспора, которая могла бы стать мощным инструментом влияния России в постсоветских государствах практически везде находится в разобщенном, угнетенном состоянии, не сформировала влиятельных политических объединений. Россия не ведет твердой и последовательной политики по отстаиванию интересов российской диаспоры. Не решена принципиальная проблема: что такое российская диаспора в этих странах - ресурсная база для пополнения сокращающегося населения России или проводник российских интересов на постсоветском пространстве.

6. Новая политика России на постсоветском пространстве

Реализация новой политики России на постсоветском пространстве невозможна без резкой смены приоритетов, как во внутренней экономической политике, так и в ее геополитической ориентации. Без этого никакие изощренные PR-акции и дипломатические изыски, попытки “заморозить” в нынешнем неопределенном и полуразрушенном виде СНГ и другие интеграционные объединения, не спасут от того, что эти страны одна за другой будут включаться в сферы влияния других мировых центров силы, а Россия постепенно окажется в неблагоприятном окружении.

1. Только разработка и начало реализации мощного модернизационного проекта, проведение реальной промышленной политики, направленной на занятие конкурентного места в мировом разделении труда на основе современных технологий, определение реальных выгод для союзников России в присоединении к этому проекту, может создать необходимые условия для реализации новой эффективной российской политики на постсоветском пространстве.

2. России пора определяться геополитически на достаточно продолжительный срок. В состоянии неопределенности, “многовекторности”, отсутствия последовательно реализующейся промышленной политики, в нынешнем, жестоком и конфликтном мире спокойно и динамично развиваться уже не получается. Необходимо прямо признать, что проект для России, предлагаемый Европой, по сути не является модернизационным и, несмотря на красивую внешнюю оболочку, предполагает замораживание экономики России на стадии топливно-сырьевого придатка и поставщика дешевой неквалифицированной рабочей силы для Евросоюза. Это полностью блокирует возможность для России стать центром и лидером экономического развития на постсоветском пространстве. В такой ситуации, при разработке модернизационного проекта для России и постсоветского пространства необходимо отрешиться от традиционной односторонней экономической ориентации на европейский рынок энергоносителей и рассмотреть возможность более эффективного взаимодействия с такими бурно развивающимися регионами потребления энергоносителей, как китайский и индийский.

Подробное рассмотрение всех последствий такой масштабной переориентации выходит за рамки данного доклада (целесообразно посвятить этой теме отдельный доклад СНС). Но предварительно можно отметить, что наиболее перспективным выглядит индийское направление.

3. Только реализация последовательной экономической политики изложенной в докладе Совета по национальной стратегии “Государство и бизнес” может открыть “окно возможностей” для проведения новой политики России на постсоветском пространстве.

4. Необходимо проявить политическую волю и решительно избавиться от таких застарелых пороков во внешней политике по отношению к постсоветким государствам, когда реальные российские невозобновляемые ресурсы раздаются за полцены только за красивые слова и участие в мифических псевдоинтеграционных объединениях. А еще хуже, что за дурные слова и действия ресурсы тоже раздаются в надежде на благодарность в светлом будущем, которое никогда не наступает. Жесткий прагматизм, последовательность и твердое отстаивание собственных экономических и политических интересов всегда вызывает, в итоге, большее уважение, чем немотивированные раздачи подарков и прощения долгов.

5. Необходимо сформировать координирующий центр, который занимался бы вопросами внешней политики в постсоветских государствах, координировал бы проведение политики не только на уровне государственных структур, но и на уровне общественных объединений, фондов, институтов, центров, финансово-промышленных групп.

6. Россия, надеясь на свое остаточное влияние в постсоветских странах, так и не сформировала в них те рычаги политического воздействия, механизмы формирования дружественных политических элит, которые с успехом используют США и Европа. Это фонды, гранты, образовательные программы и т. д. И именно через них, а не только и не столько через посольства и межгосударственные контакты реализуются, как можно было наблюдать, успешные политические проекты. Необходимо привлечь крупный российский бизнес к скорейшему формированию этого “неправительственного” сектора политического влияния.

7. Сохраняя развитую структуру Советского Союза по сбору информации о странах дальнего зарубежья, экспертному анализу экономических и политических тенденций в них, Россия не озаботилась созданием аналогичного инструментария по постсоветским государствам. Мы были свидетелями многих политических ошибок российского руководства основанных на элементарном отсутствии адекватной информации по реальным политическим процессам в постсоветских странах. Необходимо срочно создать мощные государственную и негосударственную системы сбора и анализа политической и экономической информации о странах ближнего зарубежья. Иначе все декларации об их приоритетности в российской внешнеполитической концепции останутся пустыми разговорами, а ошибки будут множиться.

Заключение

Внешняя ситуация для России, с точки зрения нашей стратегической безопасности, отнюдь не ухудшается, она является стабильно плохой с начала 90-х годов, и в этом смысле, может быть, даже слегка улучшилась. Политическим фактом является то, что Россия - единственная из стран, возникших после распада СССР, которая не получила ни от одной международной организации никаких реальных гарантий безопасности. То есть, вопреки всем заверениям (а заверений было много в начале 90-х годов со стороны практически всех европейских, евро-атлантических и международных организаций), Россия вынуждена была все эти годы строить свою безопасность целиком самостоятельно. И более того, эта норма была европейскими и западными структурами воспринята как постоянный фактор.

Считается, что, само собой разумеется, что Россия и сегодня, и в будущем должна полностью сама обеспечивать собственную безопасность без каких-либо гарантий извне. Недооценивать этого обстоятельства мы не можем, мы принимаем это как факт и действуем, исходя из этого факта. Эта ситуация возникла не сегодня, она существовала и 10 лет назад ровно в такой же степени, просто очень плохо осознавалась нашим политическим классом.

Спектр внешнеполитических концепций и экспертных оценок, представленных в обществе, будет учитываться в большей степени за счет развития соответствующих подразделений в составе нашей исполнительной и законодательной власти, и будет действовать ряд постоянных совещаний в этой области, которые будут выходить на необходимые, может быть, в некоторых случаях на воссозданные секторы в ведомствах исполнительной власти, будь то правительство или администрация президента. Эти организационные вопросы сейчас прорабатываются, и они в ближайшее время станут известны.

Список используемой литературы

Гордон Л.А., Плискевич Н.П. Развилки и ловушки переходного периода // Полис. - 2004. - № 4.
Демидов А.И., Федосеев А.А. Основы политологии. - М., 1995.
Дряхлов Н.И. Традиции и модернизация в современной России // Социс. - 2005. - № 10.
Купряшихин Г.Л. Политическая модернизация. М., 2005.
Купряшихин Г.Л. Политическое развитие // Кентавр. 2004. -№ 4.
Модернизация: зарубежный опыт и Россия. М., 2005.
Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны политической модернизации в истории России (к обсуждению гипотезы) // Полис. - 2004. - № 2.
Руковишников В.Р. Социология переходного периода //Социс. - 2004. - № 6, 8-9.
Салмин А.М. Политическое развитие России и актуальные проблемы политологии // Полис. - 12005. - № 3.
Соловьев А.И. Политическая культура и модернизация российского общества. - М., 2002
Фадин А.В. Модернизация через катастрофу (Версия) // Кентавр. - 2003. - № 1.
Фокотов А.Г. Россия: От мобилизационного общества к инновационному. - М., 2003.
Цыганков А.П. Между либеральной демократией и сползанием в авторитаризм: предварительные итоги политического развития России, // Социально-политический журнал. - 2004. - № 1.

Отношения России с новыми независимыми государствами на постсоветском пространстве поначалу определялись проблемами формирования политического и экономического сотрудничества в рамках СНГ, защитой интересов русскоязычного населения (25 млн человек) в ближнем зарубежье, разделом "наследства" некогда единого союзного государства, и прежде всего огромного военного потенциала советских Вооруженных Сил.

Сразу же после распада СССР резко обострились отношения России с Украиной, что было связано с проблемой раздела Черноморского флота и вопросом о статусе Крыма и военно-морской базы Севастополя. Попытка создания Объединенных Вооруженных Сил СНГ, предпринятая в 1992 г., не увенчалась успехом. В связи с этим российское руководство в мае 1992 г. приняло решение о формировании ВС России. Их численность была установлена законодательством в размере 1 % от общего числа населения страны. Это повлекло за собой резкое сокращение общего числа военнослужащих и разработку программы необходимой реорганизации всей структуры Вооруженных Сил. Одновременно происходил вывод военных группировок из стран бывшего Варшавского блока, Германии и республик Прибалтики. В комплексе военных вопросов важное место занимала проблема сокращения ядерного потенциала, доставшегося России в наследство от СССР. После распада союзной державы ракетно-ядерное вооружение сохранилось не только на территории РФ, но и Белоруссии, Украины и Казахстана. Три бывших советских республики декларировали свой безъядерный статус и обязались передать находившееся на их территории ядерное оружие России. Однако в связи с осложнением российско-украинских отношений Киев долго оттягивал практическое осуществление передачи ядерного арсенала. Лишь в январе 1994 г. в Кремле было подписано совместное американо-российско-украинское заявление о ликвидации ядерного оружия на Украине и ее присоединение к Договору о нераспространении ядерного оружия.

Военно-политические проблемы, пожалуй, являлись наиболее значимыми при "цивилизованном разводе" (по выражению первого президента Украины Л. Кравчука) бывших советских республик, так как на начальной стадии развития СНГ преодолеть мощную волну центробежных тенденций в руководстве новых независимых государств так и не удалось. Вместе с тем, несмотря на все заявления о полной "независимости и суверенитете", государства ближнего зарубежья не могли обойтись без эффективной военно-политической поддержки России. Выходом из создавшейся ситуации (после распада ОВС СНГ) стало заключение 15 мая 1992 г. в Ташкенте Договора о коллективной безопасности (ДКБ), подписи под которым поставили лидеры Армении, Казахстана, России, Узбекистана, Таджикистана и Туркмении, а к концу 1993 г. к дкб присоединились Азербайджан, Белоруссия и вошедшая в 1993 г. в СНГ Грузия.

Выступая под эгидой Содружества, ВС России в 1992- 1993 гг. взяли на себя важные функции по урегулированию межнациональных и межэтнических конфликтов, вспыхнувших на периферии постсоветского пространства (приднестровский, осетино-грузинский, грузино-абхазский и межтаджикский конфликты).

После того как распад союзного государства приобрел необратимый характер, а его основные материальные и военные ресурсы были разделены, связи между странами - участниками Содружества стали приобретать все более отчетливый межгосударственный характер. Наступил некоторый прогресс в развитии структур СНГ. 22 января 1993 г. семь стран Содружества подписали в Минске Устав СНГ. Однако эффективность межгосударственных органов Содружества, и прежде всего Совета глав государств и Совета глав правительств, и принимаемых ими решений оставалась весьма Незначительной. Основной проблемой являлось налаживание взаимовыгодного экономического сотрудничества стран СНГ. Но из-за развала к концу 1992 г. рублевой зоны Россия была вынуждена перейти на торговлю со странами Содружества в первую очередь энергоресурсами по мировым ценам. В результате внешний долг бывших советских республик начал стремительно расти, а товарооборот в рамках СНГ существенно снизился. Таким образом, за первые два года существования Содружества дезинтеграционные процессы на постсоветском пространстве значительнб усилились. Лишь в 1994 г. между странами СНГ наметились тенденции к большему экономическому и политическому сотрудничеству. Особую популярность приобрел тезис о "разноскоростной и разноуровневой, интеграции". В связи с этим главным направлением в сотрудничестве России со странами СНГ явилось налаживание двусторонних отношений. В октябре 1994 г. на очередном саммите лидеров СНГ было принято решение о создании Межгосударственного экономического комитета и формировании Таможенного союза государств - участников Содружества. 29 марта 1996 г. был подписан четырехсторонний договор "Об углублении интеграции в экономической и гуманитарной областях" между Белоруссией, Казахстаном, Киргизией и Россией. В рамках этого договора было принято решение о создании исполнительных органов "четверки", а 2 апреля в Москве состоялось подписание Договора об образовании Сообщества Белоруссии и России. Председателем Высшего совета сообщества был утвержден президент Белоруссии А. Г. Лукашенко. Дата подписания договора была объявлена Днем единения народов России и Белоруссии, что для большинства граждан обеих стран зримо продемонстрировало возрождение славянского единства. А ровно через год российско-белорусское Сообщество было преобразовано в Союз Белоруссии и России. После всенародного обсуждения 23 мая 1997 г. был одобрен Устав Союза.

На фоне сближения братских славянских республик российско-украинские отношения, прежде всего из-за проблемы раздела Черноморского флота и статуса Севастополя, продолжали оставаться крайне напряженными. Лишь после того, как Россия пошла навстречу Украине в урегулировании этих вопросов, в конце мая 1997 г. в Киеве было подписано соглашение о параметрах раздела Черноморского флота на территории Украины (в Крыму), а также об аренде Севастопольской военно-морской базы. В результате этого 31 мая 1997 г. состоялось подписание Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Москвой и Киевом. Вместе с тем российско-украинские отношения и поныне являются одной из самых сложных проблем российской внешней политики.

Значительными усилиями была отмечена внешнеполитическая деятельность России в сфере укрепления безопасности и проведения миротворческих операций на постсоветском пространстве. Так, 21 июля 1994 г. состоялось подписание российско-молдавского соглашения при участии лидеров "самопровозглашенной" Приднестровской Молдавской республики о прекращении боевых действий и разводе противоборствующих группировок в Приднестровье. А 8 мая 1997 г. при гарантии президентов России и Украины лидеры Молдовы и Приднестровья П. Лучинский и И. Смирнов подписали в Москве Меморандум об основах нормализации отношений. Также при посредничестве России летом 1997 г. состоялись прямые переговоры лидеров Грузии и Абхазии Э. Шеварднадзе и В. Ардзинбы с целью урегулирования затянувшегося грузино-абхазского конфликта. Помимо этого, в Москве также состоялось подписание соглашения о прекращении боевых действий и формировании комиссии по национальному примирению в Таджикистане. По-прежнему велико значение российской пограничной службы в охране внешних границ стран Содружества, особенно в связи с незатухающей гражданской войной в Афганистане.

Необходимо отметить, что, несмотря на значительные усилия, предпринимаемые Москвой, эффективность межгосударственного сотрудничества в рамках СНГ остается весьма невысокой. Хотя к концу 1997 г. было подписано около 800 принципиальных международно-правовых актов в рамках Содружества, абсолютное большинство из них носит либо рекомендательный, либо откровенно декларативный характер. В октябре 1997"г. на встрече в Кишиневе лидеры 11 стран СНГ приняли решение о необходимости подготовки предложений по реорганизации структуры Содружества, отказавшись от подписания очередных деклараций. От того, насколько последовательно будет действовать Россия в качестве главной интегрирующей силы на постсоветском пространстве, будет зависеть вся дальнейшая судьба СНГ. С другой стороны, и судьба России будет зависеть от того, какая модель налаживания экономического и политического сотрудничества в развитии Содружества будет принята за основу.

Новые государственные границы между бывшими республиками СССР - феномен, не имеющий аналогов в мировой истории. На месте самого крупного из когда-либо существовавших государств, территориальной общности, однородной в политическом, идеологическом, отчасти экономическом и культурном планах, возникли пятнадцать новых стран, большинство которых активно стремится преодолеть зависимость от по-прежнему сковывающих их самостоятельность инфраструктурных, культурных и других элементов некогда общей системы. В этих условиях новые границы являются одним из ключевых факторов структурной организации постсоветского пространства, важнейшим атрибутом государственного суверенитета, регулятором интенсивности самых разноплановых международных связей в регионе.

В результате дезинтеграции Советского Союза возникли 24 новые границы общей протяженностью более 24 тыс. км, что составляет около 57 % от общей длины всех границ постсоветских государств, в том числе более 11 тыс. км, то есть около 56%длины границ России. Информация о протяженности отдельных границ стран бывшего СССР отражена в таблице 2.1.

Таблица 2.1

Протяженность границ между новыми постсоветскими государствами (км) 1 Государство Пограничная страна Азербайджан Армения Белоруссия Грузия Казахстан Киргизия Латвия Литва Молдавия Россия Таджикистан Туркмения Узбекистан Украина Эстония Азербайджан 787 322 284 Армения 787 164 Белоруссия 141 502 959 891 Грузия 322 164 723 Казахстан 1 051 6 846 379 2 203 Киргизия 1 051 870 1 099 Латвия 141 453 217 339 Литва 502 453 227 Молдавия 939 Россия 284 959 723 6 846 217 227 1 57

6 294 Таджикистан 870 1 161 Туркмения 379 1 621 Узбекистан 2 203 1 099 1 161 1 621 Украина 891 939 1 576 Эстония 339 294

советские страны постепенно отгородятся друг от друга, удаляясь от соседей экономически, политически и в культурном плане) превратиться в разрастающийся труднопреодолимый барьер, вызывающий ассоциацию с расползающимся оврагом.

Претворение в жизнь того или иного сценария будет определяться целым комплексом процессов, происходящих в социальной, экономической, политической и других сферах на различных уровнях: глобальном, макрорегиональном, национальном, мезорегиональном, микрорегиональном и локальном. Принципиальным условием адекватности оценки является учет фактора многомерности рубежей, разделяющих политические, экономические, социокультурные и иные системы соседних государств. Такие рубежи далеко не всегда совпадают друг с другом и с линиями прохождения государственных границ. Преобладающая их часть, как правило, приблизительно проходит именно в приграничной зоне, однако некоторые рубежи (менталитет, психологические барьеры и т. п.) могут не поддаваться четкой пространственной локализации, а в ряде отношений сама приграничная зона может рассматриваться как феномен (или система), имеющий самостоятельное по отношению к сопредельным государствам значение. В данном случае термин «пограничье» имеет концептуальное значение и понимается как совокупность соотносимых с государственной границей пространственных, временных и прочих рубежей, разделяющих те социальные (политические, экономические, этнокультурные и др.) системы сопредельных государств, которые имеют общенациональное значение.

Ключевыми для нового пограничья проблемами остаются прозрачность рубежей между подавляющим большинством бывших советских республик и во многих случаях сохраняющаяся неопределенность статуса границ. В предшествующий период эти границы рассматривались как проведенные для удобства административного управления формальные разделительные линии, локальные изменения которых могли производиться даже на местном уровне исходя из хозяйственных нужд Превращение этих линий в важнейший атрибут государственного суверенитета потребовало четкой фиксации территориальных рамок действия последнего и становления обеспечивающего данный суверенитет пограничного режима. Сложная социально-экономическая ситуация и далеко не всегда благоприятная политическая конъюнктура мешают, однако, найти эффективное решение данных проблем, чреватых конфликтами между сопредельными государствами, усилением интенсивности нелегальной трансграничной активности.

Феномен прозрачности (или полупрозрачности) границы во многих случаях характерен для переходного периода, для которого свойственен процесс либо ликвидации внутренних рубежей интеграционного образования (например, ЕС) с одновременным укреплением его внешних границ, либо, напротив, дезинтеграция такого образования с постепенным оформлением границ внутренних и ослаблением внешних (СНГ) . В любом случае для такого рода пограничных зон характерны фрагментарность пограничного контроля, достаточно либеральный правовой режим, регламентирующий пребывание граждан одной страны на территории соседнего государства, социокультурный фон (язык, общее культурное наследие и пр.), благодаря которому представители сопредельной страны в какой-то мере воспринимаются как «свои» и т. п.

Все это, казалось бы, создает благоприятные условия для сохранения прежних экономических, политических, социальных и культурных связей, развития трансграничного сотрудничества. Но в условиях постсоветского пространства ограниченная материальная и ресурсная база такого сотрудничества существенно понижает его эффективность, а несогласованность или недостаточная действенность политики обеспечения пограничной безопасности стран бывшего СССР усиливает потребность в тщательной фильтрации трансграничных потоков, подталкивая соответствующие государства к разработке пограничной политики с выраженным акцентом на административно-силовую барьери- зацию границ.

Однако в нынешних условиях эффективная пограничная политика должна быть сконцентрирована не только на формальных границах между сопредельными государствами, но и на других рубежах, разделяющих те экономические, политические, этнокультурные, религиозные и другие системы и общности, которые ассоциируются с соседними государствами. Ведь даже сильная административная барьерность может не оказаться эффективной преградой против нелегальной трансграничной активности в зоне с традиционно высоким уровнем экономической или социокультурной контактности. И наоборот, объективная проницаемость административной границы не всегда означает высокий уровень транспарентности пограничья, если какие-то значимые рубежи, не всегда четко поддающиеся материальному измерению (например, барьеры экономические, культурные или даже психологические), затрудняют трансграничное сообщение.

При рассмотрении роли новых приграничных зон в международных отношениях на постсоветском пространстве большую помощь исследователю способно оказать применение функционального анализа, который позволяет дать разностороннюю характеристику роли пограничных процессов во взаимоотношениях между сопредельными государствами. В контексте поставленной проблемы наибольшее значение имеют конституирующая и регулятивная функции граниты.

В первом случае имеется в виду сохранение суверенитета государства в определенных территориальных рамках - фактически его полноценность. Далеко не все бывшие республики СССР смогли в этом плане утвердиться: в Азербайджане (Нагорный Карабах), Грузии (Абхазия), Таджикистане (районы, контролируемые оппозицией) на обширной территории этот суверенитет фактически не действует. Наличие таких неконтролируемых территорий подрывает внутреннюю и внешнюю легитимность государства. Внутренние административные границы в такой ситуации играют роль квазигосударственных, вместе с тем создаются «окна» для нелегальной трансграничной активности, функционирование которых можно наглядно проиллюстрировать на примере Чечни 1996-1999 годов. Неопределенность статуса таких территорий способно нанести не меньший ущерб безопасности соответствующего государства, нежели даже неблагоприятное для него решение территориальной проблемы. Менее масштабные, но также ощутимые проблемы в сфере обеспечения безопасности создает незавершенность процесса делимитации новых границ, что мешает созданию эффективного пограничного режима в четко определенных территориальных рамках. Неудивительно, что со второй половины 1990-х гг. отмечается выраженная тенденция к ускорению данного процесса, что связывается в первую очередь с обострением таких проблем пограничной безопасности, как нелегальная миграция, наркоторговля, терроризм и экстремизм и т. п.

В этом контексте особое значение имеет регулятивная функция, подразумевающая фильтрацию трансграничных потоков- пресечение нелегальных и стимулирование поощряемых сопредельными государствами и их приграничными регионами. Такая неоднозначность роли регулятивной функции находит свое отражение в наиболее значимых ее характеристиках - барьерности и контактности!. Первая заключается в наличии препятствий для трансграничных потоков: можно выделить барьерность ландшафтную (наличие естественных препятствий), коммуникационную (слабая развитость трансграничных коммуникационных путей), административно-правовую (действие институтов или норм, усложняющее трансграничное сообщение), социокультурную (различия, создающие для большинства представителей одного государства неблагоприятную или чуждую социокультурную среду) и экономическую (связанную с затрудняющими трансграничное сообщение различиями экономических режимов соседних государств или другими факторами, создающими неблагоприятные условия для трансграничного взаимодействия в сфере экономики) . Другое свойство - контактность - подразумевает режим сообщения с сопредельными территориями, благоприятный для развития взаимовыгодных экономических, культурных и других связей.

При всех многочисленных политических, экономических, этнокультурных и других различиях ситуации в зонах новых постсоветских границ рассмотрение данной ситуации в единых системных рамках имеет достаточно веское обоснование. Оно обусловлено общностью происхождения пограничных проблем в связи не только с особенностями советского периода (во многом сходными принципами формирования границ, созданием по единому стандарту административных структур, ныне занятых вопросами обеспечения режима приграничных зон и т.п.), но и закономерностями периода постсоветского, включая общие черты трансформации социально-экономических и социально-политических систем новых государств, современные вызовы и возможности глобальной и региональных систем международных отношений.

Следует отметить, что попытки поиска общих подходов к решению пограничных проблем и выработки согласованной пограничной политики ведутся и на официальном уровне в рамках Содружества независимых государств. Одним из действующих на регулярной основе органов отраслевого сотрудничества является Совет командующих пограничными войсками. Несколько рамочных соглашений по вопросам пограничной политики было заключено и на уровне Совета глав государств. В их числе - Решение о концепции охраны границ государств - участников СНГ с государствами, не входящими в Содружество от 26 мая 1995 г. (не подписано Азербайджаном, Молдавией, Туркменией и Украиной) ; Соглашение об обмене информацией по вопросам об охране внешних границ государств-участников Содружества от 12 апреля 1996 г.; Соглашение о сотрудничестве Пограничных войск СНГ в вопросах научно-исследовательской деятельности от 12 апреля 1996 г. (не подписано Азербайджаном, Молдавией, Туркменией и Узбекистаном; подписано с оговорками Арменией и Грузией). Важное значение имеет Концепция охраны границ государств-участников СНГ с государствами, не входящими в Содружество. В ней определены основные цели пограничной политики (обеспечение стабильности, безопасности и нерушимости границ, создание необходимых условий для формирования единого экономического и таможенного пространства государств Содружества; обеспечение эффективной борьбы с международным и внутренним наркобизнесом, содействие мирному разрешению пограничных инцидентов и территориальных разногласий на границах), комплекс предпринимаемых для достижения этих целей мер (создание соответствующей договорно-правовой базы, совершенствование пограничной инфраструктуры и развитие погранвойск, формирование основ единой системы информационного обеспечения охраны границ и т.п.), этапы реализации пограничной политики 2. Хотя эти цели на поверку часто оказываются декларативными, повышение внимания к проблемам пограничной безопасности и приграничного сотрудничества в последние годы налицо, и стимулы к развитию такого рода сотрудничества на двух- и многосторонней основе остаются достаточно серьезными.

При анализе конкретных характеристик, рассмотрение которых позволило бы сопоставить обозначенные в названии монографии тенденции, следует обратить внимание на несколько ключевых параметров, относящихся к ландшафтным условиям, социальной, политической, экономической, этнокультурной ситуации и т. п. Данные по одному из этих параметров - протя- женности новых границ - были приведены в таблице 2.1. Довольно важной характеристикой представляется и соотношение протяженности таких границ с общей протяженностью границ соответствующего государства (см. табл. 2.2) . Это соотношение, при всех оговорках и необходимости учета ряда других факторов (некоторые из них будут более детально рассмотрены ниже), во многом определяет место данного участка границы в пограничной политике страны, расходы на обеспечение пограничного режима и, в ыизвестной мере, потенциал для развития приграничного сотрудничества между сопредельными государствами и их административными регионами.

Таблица 2.2

Протяженность новых границ постсоветских государств как фактор формирования их пограничной политики 1) Страна Протяженность гра Общая протяжен Соотношение протяжен ниц с постоветскими ность границ ности границ с постсовет странами скими странами к общей протяженности (%) Азербайджан 1 393 2 013 69,2 Армения 951 1 254 75,0 Белоруссия 2 493 3 098 59,7 Грузия 1 209 1 461 82,8 Казахстан 10 479 12 012 87,2 Киргизия 3 020 3 878 77,9 Латвия 1 150 1 150 100,0 Литва 1 182 1 273 92,9 Молдавия 939 1 389 67,6 Россия 11 126 19 917 55,9 Таджикистан 2 031 3 651 55,6 Туркмения 2 000 3 736 53,5 Узбекистан 6 084 6 221 97,7 Украина 3 406 4 558 74,7 Эстония 633 633 100,0 Всего 48 096 66 244 72,6 1 Составлено на основании информации, представленной сайтом «Central Intelligence Agency. Facttcok». Режим доступа: http://www.cia.gov/.

Приведенные данные показывают, что при всех изменениях политической конъюнктуры постсоветские страны на очень продолжительный период практически обречены рассматривать друг друга в качестве приоритетных внешнеполитических партнеров. В нынешних условиях без развития трансграничного со- трудничества и расширения взаимодействия с сопредельной стороной в сфере безопасности решение многих экономических, социальных и политических проблем оказывается довольно затруднительным. Это особенно наглядно прослеживается на примере российско-казахстанской границы: сама по себе ее огромная протяженность делает поддержание стабильности и использование потенциала для развития трансграничного сотрудничества долгосрочной стратегической задачей для обеих сторон, тогда как закрытие этой границы имело бы для них весьма негативные (для Казахстана, возможно, катастрофические) последствия.

Однако четкой корреляции между долей новых границ в общей протяженности рубежей страны и стремлением последней развивать приграничное сотрудничество с постсоветскими соседями пока не прослеживается. Так, новые пограничные участки России и Белоруссии составляют лишь 56 и 60 % от общей протяженности их рубежей, а именно трансграничные связи между этими странами являются одним из наиболее позитивных примеров такого рода взаимодействия в рамках всего постсоветского пространства. Узбекистан же, почти 98 % границ которого общие с партнерами по СНГ и Центрально-азиатскому сотрудничеству, имеет довольно серьезные пограничные коллизии почти со всеми соседями, и создание стабильной и эффективной системы трансграничного сотрудничества в данных условиях серьезно затруднено. В этом и других случаях ландшафтные условия, система трансграничных коммуникаций, экономическая и политическая ситуации существенно корректируют картину, вырисовывающуюся после сопоставления протяженности участков новых границ. Сказывается и нестабильность, сохраняющаяся и в системе международных отношений на постсоветском пространстве, и внутри ряда новых постсоветских государств. И то, и другое пока серьезно мешают им сформировать систему долгосрочных внешнеполитических интересов и приступить к их практической реализации. Оборотной стороной «фактора протяженности» является цена жесткой пограничной политики, подразумевающей полноценное обустройство нового участка границы по соображениям безопасности или политической целесообразности. С учетом неопределившейся конъюнктуры большинство постсоветских границ уже в кратко- или в среднесрочной перспективе гипотети- чески могут превратиться в «запирающие», отгораживающие государства от внешних угроз или выполняющие функцию внешнего рубежа международной организации.

Наиболее вероятным сценарием барьеризации некоторых рубежей СНГ является интеграция европейской части постсоветского пространства в Европейский союз и создание «санитарного кордона», за пределами которого останутся Россия, страны Закавказья и Центральной Азии. Расширение ЕС на восток сопровождается укреплением внешних границ Союза, потому страны, претендующие на особые отношения с этой организацией, принимают меры по ужесточению режима пересечения своих восточных рубежей. В число таких стран входит, например, Украина, предпринимающая шаги по укреплению своих границ с Белоруссией, Молдавией и Россией.

Теоретически возможным вариантом в среднесрочной перспективе представляется и жесткое разграничение пространства Центральной Азии между входящими в Евро-Азиатский экономический союз (ЕврАзЭС) или Единое экономическое пространство (ЕЭП) государствами (либо поддержанным Россией Казахстаном) и другими странами. В случае обострения противоречий между отдельными государствами (прежде всего, в Закавказье или Центральной Азии) барьерными могут стать и локальные участки, как это уже произошло с армяно-азербайджанской границей, и, по крайней мере формально, с границами туркмени- стано-казахстанской, туркменистано-узбекистанской и российско-грузинской, легальное пересечение которых требует получения визы.

Вместе с тем полноценное обустройство новых границ по «традиционной» модели (включая контрольно-следовую полосу) требует огромных расходов. По оценке Федеральной пограничной службы РФ, оборудование 1 км границы на равнинной местности обойдется от 1 до 3 млн руб., в горной - от 15 до 20 млн руб., не считая создание пунктов пропуска, каждый из который оценивается от 3 до 15 млн руб. 3 Такие расходы легли бы непосильным бременем на экономику подавляющего большинства новых государств: исходя из упомянутых стоимостных ориентиров закрытие российско-украинской границы обошлось бы, например, одной стороне примерно в 100 млн долл., а границы российско-казахстанской - около миллиарда 4. Однако при условии помощи извне такие расходы уже не представляются чем-то принципиально нереальным. Потенциальная мотивация подобной помощи достаточно сильна: в случае ухудшения социальной и политической ситуации на постсоветском пространстве ЕС вполне может счесть расходы в несколько миллиардов долларов меньшим злом, нежели потоки наркотиков или неконтролируемая миграция.

Протяженность границы является далеко не единственным, а часто и не главным фактором, определяющим ситуацию в постсоветском пограничье, уязвимость последнего с точки зрения безопасности и потенциал с точки зрения развития трансграничного сотрудничества. Особое значение имеют ландшафтная и коммуникационная характеристики приграничной зоны: наряду с протяженностью эти параметры оказывают наиболее долговременное воздействие на характер трансграничных отношений.

С этой точки зрения потенциал границ между постсоветскими странами в большинстве случаев не является благоприятным фоном для развития трансграничного сотрудничества. Довольно сильной барьерностью в сочетании со слабой инфраструктурой трансграничных коммуникаций обладают границы между странами Закавказья и почти все границы между государствами Центральной Азии, в какой-то мере исключением может считаться лишь граница таджикистано-узбекистанская. В этом отношении гораздо более благоприятна ситуация в зоне границ между европейскими странами бывшего СССР, а также Россией и Казахстаном, тем более что большая часть этих районов выделяется и по концентрации экономического потенциала в приграничье. Важную роль играет также сильная взаимозависимость сопредельных сторон от общей коммуникационной системы, создававшейся в советский период. Лишь страны, расположенные в европейской части постсоветского пространства, в данном случае могут похвастаться определенной независимостью от своих соседей.

Сильная ландшафтная и коммуникационная барьерность для трансграничного сотрудничества далеко не означает, однако, столь же сильную барьерность с точки зрения безопасности. Хотя ландшафтные и коммуникационные барьеры значительно снижают интенсивность нелегальных трансграничных потоков (которые, как правило, привязаны к зонам наиболее важных трансгранич- ных коммуникационных путей), контроль над такими участками является затруднительным, что облегчает потенциальным нарушителям возможность их пересечения.

Наряду с устойчивыми характеристиками приграничья большое значение в условиях постсоветского пространства имеет конкретная экономическая, социальная и политическая конъюнктуры. Состояние нестабильности в отношениях между большинством сопредельных государств на пространстве бывшего СССР вносит существенные коррективы в формирование соответствующей пограничной политики, которая зачастую основывается более на краткосрочных, нежели на долгосрочных предпосылках. При этом социально-экономический и политический фон для развития трансграничного сотрудничества в большинстве случаев является далеко не самым благоприятным: тяжелая экономическая ситуация сочетается с серьезными политическими противоречиями между государствами, системы интересов которых на международной арене еще не стали устоявшимися. Ситуация усугубляется незавершенностью процесса делимитации большинства новых границ, что создает почву для конфликтов экономического и этнополитического характера.

Политический и экономический фон, с некоторыми оговорками, наиболее благоприятен вокруг лишь для небольшого количества из 17 границ между странами СНГ, прежде всего, границы между Россией и Белоруссией. На другом полюсе находится армяно-азербайджанская граница, которая по-прежнему является линией противостояния.

Более позитивный, чем в других случаях, фон присутствует в зонах границ между европейскими странами бывшего СССР, Россией и Казахстаном, Казахстаном и Киргизией. Наряду с более стабильной внутри- и внешнеполитической ситуацией, свою роль во многих из вышеупомянутых случаев играет относительно высокий экономический потенциал сопредельных государств, особый характер двусторонних отношений, сопоставимый уровень развития приграничных территорий и высокая степень совместимости их экономических систем, создававшихся в советский период как единый народно-хозяйственный комплекс. Это создает относительно благоприятные предпосылки для использования ресурсов, имеющихся для развития трансграничного сотрудничества. Однако и в этих случаях экономическая слабость сопредельных сторон мешает поставить такое сотрудничество на регулярную основу. Неудивительно, что развитие системы трансграничных коммуникаций, кооперация в области обмена экономической информацией, упрощения финансовых взаиморасчетов зачастую остаются в области благих пожеланий ввиду банального недостатка финансовых средств и не всегда очевидной краткосрочной окупаемости подобных проектов.

Анализ ситуации в новых пограничных зонах был бы неполноценным без учета специфики этнической ситуации. Значительная часть соответствующих проблем обусловлена тем, что проведенные в советский период межреспубликанские границы далеко не всегда адекватно отражали картину этнического расселения, тем более что эти рубежи предназначались для удобства управления, а не утверждения суверенитета союзных республик в территориальных рамках преобладания титульных этносов. Практически единодушное признание постсоветскими государствами легитимности бывших административных границ не устранило проблемы, связанные с локальными территориальными претензиями в ходе процесса делимитации и несовпадением государственных рубежей с этнокультурными. Неудивительно, что серьезные территориальные проблемы (на официальном или неофициальном уровне) либо межэтнические конфликты имеются в большей части новых приграничных зон: лишь в трех из семнадцати таких зон, разделяющих страны СНГ (имеются в виду границы российско-белорусская, украинско-белорусская и казахстанско-туркменская), выраженных противоречий такого рода пока не наблюдается. В двух случаях из трех позитивно сказывается этнокультурная близость титульных для сопредельных стран этносов и в целом благоприятная конъюнктура межгосударственных отношений. Зона же казах- станско-туркменской границы слабо заселена и находится в неблагоприятной для проживания природной среде (пустыня), поэтому серьезные источники для конфликтов здесь, по-видимому, отсутствуют.

По-прежнему злободневной является проблема ирредентиз- ма, в той или иной мере актуальная примерно для 70-80 % новых пограничных зон. Этот вопрос стоял на повестке дня почти во всех вооруженных конфликтах на территории постсоветского пространства, в первую очередь в конфликтах карабахском и южноосетинском.

В ряде случаев проблема имеет обоюдоострый характер: в зонах узбекистанско-таджикистанской и российско-казахстанской границ потенциальных проявлений ирредентизма могут довольно обоснованно опасаться обе сопредельные стороны.

В постсоветский период серьезной этносоциальной проблемой для приграничных территорий стала трансграничная миграция. Различия в уровне жизни и других социальных условиях между сопредельными странами стимулируют переселение на постоянное место жительства, временную миграцию трудового или торгового характера. Конкуренция приезжих с местным населением за заполнение значимых социальных ниш усиливает этносоциальную напряженность даже в случаях взаимоотношений между представителями близких этнических групп или адаптировавшихся в иноэтничной среде представителей своего же этноса. Так, сравнительно высокая поддержка «национал-патриотических» сил в российском приграничье (в том числе и прилегающем к Украине) некоторыми исследователями объясняется, в числе прочего, негативным восприятием местным населением мигрантов с сопредельной стороны 5.

Этнокультурный фактор способен усиливать и другие социальные противоречия между мигрантами и принимающим обществом. Определенную роль могут играть возрастной и даже гендерный «срезы», когда социальную напряженность усиливают противоречия между более молодыми и мобильными приезжими и традиционалистски настроенным местным населением со значительной долей старшего поколения либо дисбаланс в половой структуре трудовой миграции с заметным преобладанием мужчин.

В некоторых приграничных зонах конфликтный потенциал создает локализация титульных для сопредельного государства этнических меньшинств в сельских районах приграничья. Такая ситуация имеет место в зонах большинства границ между центрально-азиатскими странами, а также между Россией и Казахстаном, Арменией и Грузией, Украиной и Молдавией и в ряде других случаев. Это усиливает этнокультурную обособленность таких меньшинств, занимающих полумаргинальное положение по отношению к окружающей социальной среде. Их представители имеют довольно ограниченные возможности для серьезной карьеры за пределами локального уровня (при сохранении своей этнической идентичности), что может создавать субъективное ощущение неполноценности и даже дискриминации по этническому признаку. Социальное будущее в этом случае связывается не только с приграничным районом, но и с сопредельным государством.

Немаловажно, что сама по себе граница все более воспринимается как серьезный психологический барьер, который в массовом сознании приобретает отчасти этнокультурный и даже цивили- зационный характер. Нередко тот же подход практически используется или полуофициально подразумевается и при выработке пограничной политики. Как будет показано в следующей главе, такой подход нашел определенное отражение и в формировании политики по отношению к российско-казахстанской границе.

При этом именно полиэтничный характер населения постсоветского приграничья, сложившееся в советский период общее культурное пространство и тесные этнокультурные контакты с сопредельной стороной, как правило, играют позитивную роль в плане сохранения высокого уровня контактности соответствующих границ. Следует учитывать, что в большинстве случаев этнокультурные различия между территориями по обе стороны границы не являются резкими: «типичная» постсоветская граница разделяет этнические общности, хотя бы относительно близкие в этнокультурном плане. Разрыв сложившихся связей, закрытие границ во многих случаях заметно осложнили бы социальную ситуацию в соседних странах и, наоборот, благоприятный фон межэтнических отношений мог бы стать фактором, серьезно стимулирующим развитие приграничного сотрудничества.

Рассматривая проблемы нового пограничья в рамках всего постсоветского пространства, следует учитывать, что в исследованиях границ особая роль отводится частным примерам, специфика которых (чаще, чем во многих других дисциплинах) ставит под сомнение теоретические конструкции. Поэтому попытки концептуального осмысления пограничных проблем постсоветского пространства должны предполагать особое внимание к специфике ситуации в зонах конкретных межгосударственных границ.

В качестве промежуточного звена между этими зонами и теоретической моделью, претендующей на объяснение проблем по- стсоветского пограничья, целесообразно выделить следующие региональные пограничные подсистемы: 1.

Прибалтийская (границы между Россией, Белоруссией, Латвией, Литвой и Эстонией) . 2.

Приднестровская (украинско-молдавская граница) . 3.

Восточнославянская (границы между Россией, Украиной и Белоруссией). 4.

Кавказская (все границы между Россией и государствами Закавказья). 5.

Каспийская (проходящие по поверхности Каспийского моря рубежи между новыми прикаспийскими государствами) . 6.

Центрально-азиатская (границы между новыми государствами Центральной Азии, а также между Россией и Казахстаном) .

Для каждой из упомянутых подсистем характерны опре- деленненные проблемы безопасности: вопрос территориального размежевания (особенно для зоны каспийской), этнические конфликты (Приднестровье, Кавказ, Центральная Азия), трансграничная преступность (Кавказ, Центральная Азия), затруднения в трансграничном сообщении, связанные с ужесточением пограничного режима (Прибалтика, часть восточнославянской зоны, Кавказ, Центральная Азия) и т. п. То же относится и к перспективам развития трансграничного сотрудничества: в западной зоне особое значение имеет перспектива интеграции и расширения экономического взаимодействия со странами Европейского Союза, в восточной - решение проблем, связанных с регламентацией добычи и поиском путей транспортировки сырьевых ресурсов. В каждом единичном случае ландшафтные, политические, этнокультурные и другие условия требуют своего подхода к разработке стратегии пограничной политики.

При наличии развитой системы железнодорожных, автомобильных, водных (морских) и трубопроводных трансграничных транспортных путей прибалтийская зона характеризуется слабым уровнем ландшафтно-коммуникационной барьерности, тогда как коммуникационный потенциал данной зоны является одним из самых высоких на пространстве бывшего СССР. Не случайно, что приграничные территориальные образования зоны участвуют в таких еврорегионах, как «Балтика» (Калининградская область РФ, Северная Литва, Западная Латвия) и «Сауле» (Кали- нинградская область, Западная Литва) . В обоих проектах фигурирует Калининградская область - территория, эксклавное положение которой требует тесной кооперации с сопредельными странами, в том числе с Литвой, через которую осуществляется сообщение с основной частью России.

Перспектива интеграции в пространство ЕС играет, как и в других случаях, неоднозначную роль в качестве фактора контактности прибалтийских границ. Если рубежи между вступившими в ЕС Латвией, Литвой и Эстонией являются практически прозрачными, то степень административной барьерности границ прибалтийских стран с Россией и Белоруссией является одной из самых высоких на всем постсоветском пространстве. Хотя пограничный режим на соответствующих границах по-прежнему остается фрагментарным (что потенциально делает их довольно контактными в плане нелегальной трансграничной активности), существование визового режима в сочетании с сильной этнокультурной (язык и т.п.) и политической барьерностью 6 серьезно сужают сферу трансграничных контактов.

Тесные инфраструктурные связи, высокая емкость российского рынка, энергоресурсная зависимость новых прибалтийских государств от РФ, транзитное значение территорий этих государств для России (опасность утраты которого возникает, в частности, в связи со стремлением последней сформировать автономную систему транспортировки нефти на североевропейские рынки) и большая (как в абсолютном, так и в относительном выражении) протяженность границ с восточными соседями в долгосрочной перспективе могут побудить страны Балтии к изменению приоритетов своей пограничной политики в сторону большей открытости, для чего потребуется и изменение политической конъюнктуры во взаимоотношениях между РФ и ЕС. Нынешняя же политическая конъюнктура, по нашему мнению, находится в существенном противоречии с тем потенциалом трансграничного взаимодействия, который заключают в себе зоны границ Латвии, Литвы и Эстонии с их восточными соседями и Калининградским эксклавом РФ. Большинство из упомянутых пограничных проблем присутствует и в приднестровской зоне. По своей иерархической значимости эти проблемы образуют иную комбинацию. Главной проблемой безопасности пограничной зоны является этно- политический конфликт между официальным Кишиневом и самопровозглашенной Приднестровской Молдавской республикой. Этнический состав последней (преобладание славянского населения) при соседстве Украины придает данному конфликту определенный ирредентистский оттенок. К тому же приднестровский сепаратизм имеет достаточно прочную экономическую основу: промышленный потенциал непризнанной республики вполне сопоставим с аналогичным потенциалом остальной части Молдавии. Этот потенциал ориентирован на Украину, поэтому интересы национальной безопасности Молдавии и развития взаимовыгодного сотрудничества ее приграничной территории с сопредельным государством отчасти противоречат друг другу.

Между тем долговременный потенциал для такого сотрудничества, уступая аналогичному потенциалу прибалтийской зоны, тем не менее, относительно благоприятен. Для Молдавии украинский участок границы по большинству качественных параметров (протяженность, ландшафтные условия, насыщенность коммуникациями, связь экономической инфраструктуры) значительно превосходит румынский, который, к тому же, может превратиться в барьерный в связи со вступлением Румынии в ЕС и шенгенское пространство. Степень этнокультурной совместимости сопредельных территорий в двух рассматриваемых случаях представляется, в конечном счете, сопоставимой: этническая и лингвистическая близость молдаван и румын уравновешивается тесными историческими связями молдавских и украинских территорий, традиционно высокой ролью украинского элемента в социальной жизни Молдавии. Для Украины же, помимо выгод от поддержания взаимовыгодных экономических связей, имеет серьезное значение молдавская транспортная инфраструктура, которая важна для облегчения сообщения не только с сопредельными государствами, но также между западными и южными украинскими территориями.

Экономический потенциал трансграничного сотрудничества в приднестровской и даже прибалтийской зоне уступает, однако, аналогичному потенциалу зоны восточнославянской. Большая протяженность границ (по этому показателю рассматриваемый участок уступает только центрально-азиатскому), благоприятные ландшафтные условия, уникальное значение транс- граничных коммуникаций (связывающих Россию и южные республики СНГ с европейскими странами дальнего зарубежья) , тесные связи между развитой экономической инфраструктурой сопредельных приграничных регионов делают данную зону наиболее перспективной с точки зрения возможностей развития трансграничного сотрудничества. Важнейшим позитивным фактором является этнокультурная близость титульных славянских народов, отсутствие заметных лингвистических и социокультурных барьеров между соответствующими общностями в приграничной зоне.

Нынешняя конъюнктура в экономической и политической сферах остается, вместе с тем, не вполне устоявшейся. Такая конъюнктура, как и в других случаях, во многом зависит от влияния субъективного фактора, конкретных обстоятельств. Даже максимально благоприятный в рамках всего постсоветского пространства политический фон для трансграничного сотрудничества во взаимоотношениях между Россией и Белоруссией (включая официальный отказ сторон от пограничного контроля на границах друг с другом) пока представляется недостаточно стабильным и подкрепленным в экономическом плане, что не исключает неблагоприятного изменения ситуации в случае смены политической конъюнктуры в одной из стран. Украина, прозападный вектор политики которой играет гораздо более значимую, чем в белорусском случае, роль, взяла курс на ужесточение пограничного режима с соседями в расчете на интеграцию в общеевропейское пространство. При сохранении тесных экономических связей с сопредельными российскими регионами существующие противоречия мешают созданию стабильно функционирующего общего экономического пространства хотя бы на уровне приграничных территорий.

Ситуацию осложняют возникшие в постсоветский период проблемы безопасности, значительная часть которых связана с транзитным положением Украины и Белоруссии. Нелегальные трансграничные потоки (в первую очередь, наркотрафик, нелегальная миграция, другая контрабанда из Центральной Азии, Закавказья и России) используются Украиной в качестве аргумента в пользу ужесточения пограничного режима. С другой стороны, недостаточный контроль над движением товаров через об- щую таможенную границу Союза Белоруссии и России неоднократно становился для последней поводом для установления своего рода «квазипограничного контроля», включая досмотр транспортных средств силами МВД. Кроме нелегальных трансграничных потоков в качестве проблемы безопасности в восточнославянской пограничной зоне может рассматриваться также латентный ирредентистский потенциал украинско-российской границы, включая ситуацию в Крыму и традиционно пророссийскую ориентацию восточной части Украины.

При всех существующих проблемах восточнославянская зона объективно имеет наиболее благоприятный в рамках постсоветского пространства потенциал для развития трансграничного сотрудничества. По мере стабилизации политической и экономической ситуации в данном районе, выхода на первый план долгосрочных интересов, существующие инфраструктурные и экономические связи, а также высокая этнокультурная контактность способны сыграть серьезную стимулирующую роль в деле выработки устойчивых механизмов для кооперации.

Во многом противоположные характеристики имеет кавказская зона. Сложные ландшафтные условия, сильная этнокультурная барьерность между населяющими сопредельные районы этническими общностями, высокий конфликтогенный и ирредентистский потенциал практически всех новых кавказских границ и наличие в кавказском приграничье по крайней мере трех неконтролируемых центральными властями квазигосударственных образований 7, экономическая слабость соседних территорий - все это мешает формированию устойчивых интересов и выработке стабиль ных механизмов для трансграничного сотрудничества. Зависимость трансграничного сообщения от нескольких важных транспортных коммуникаций чревато манипулированием данным режимом для оказания давления на сопредельную сторону, а также перекрытием таких магистралей ввиду чрезвычайных обстоятельств, подобных стихийным бедствиям. Барьерность границ усиливают проблемы безопасности, побуждающие заинтересованные стороны принимать меры по ужесточению пограничного режима. Так, в линию противостояния между войсками конфликтующих государств превратилась армя- но-азербайджанская граница; из-за неблагоприятной политической конъюнктуры и угрозы проникновения незаконных вооруженных формирований на территорию Чечни Россия стала инициатором введения визового режима пересечения границы с Грузией. Кавказское направление является одним из главных каналов ввоза в РФ наркотиков, оружия и другой контрабанды, что подталкивает Москву к дальнейшей барьеризации своих кавказских границ.

Наиболее реальный шанс для развития трансграничного сотрудничества в кавказской зоне дают проекты развития и использования транспортной инфраструктуры в широкомасштабных трансрегиональных проектах. В числе последних строительство и реконструкция трубопроводов для транспортировки каспийской нефти на рынки дальнего зарубежья (по маршрутам Баку - Новороссийск, Баку - Супса, Баку - Джей- хан), развитие транспортных коридоров «Север - Юг» и TRACECA, призванных облегчить грузоперевозки из стран ЕС на Ближний Восток, в Южную Азию и страны АТР. Однако даже успешная реализация проектов (затрудненная политической нестабильностью и, в некоторых случаях, сомнительной экономической рентабельностью) означает лишь направляемое сверху сотрудничество в нескольких определенных сферах (как это происходит, в частности, в случае с кавказскими участниками ГУУАМ) , тогда как выработка стабильного механизма кооперации на локальном уровне по вышеуказанным причинам пока серьезно затруднена.

По сравнению с другими новыми пограничными зонами на постсоветском пространстве зона каспийская обладает уникальной спецификой, включая рубежи большой протяженности, проходящие по водоему, статус которого пока остается не до конца определенным. Ввиду несогласованности принципов раздела Каспийского моря длина государственных границ пока неясна, а периодически возникающие споры относительно принадлежности того или иного участка уже не раз приводили к серьезным межгосударственным инцидентам.

Стоящие перед регионом экономические и геополитические проблемы тесно связано с вопросом территориального размежевания и определения статуса водоема в целом. Поэтому разграничение относительно небольшого по площади и к тому же почти «внутреннего» участка постсоветского пространства сопряжено с учетом интересов не только прикаспийских государств (Азербайджана, Ирана, Казахстана, России, Туркмении), но и ряда других «центров силы» регионального и глобального масштаба (США, Великобритании, Франции, Турции и т. д.), стремящихся к участию в эксплуатации сырьевых ресурсов Каспийского шельфа и их транспортировке.

Незавершенность размежевания Каспийского моря и острая экономико-геополитическая конкуренция в регионе негативно отражаются на решении других проблем безопасности. Первый блок таких проблем связан с ухудшением экологической ситуации, в том числе с загрязнением поверхности водоема из-за интенсификации добычи нефти и с угрозой уникальным биоресурсам, в первую очередь стаду осетровых. В тени «большой геополитики» остается и активность трансграничной преступности, включая браконьерство, контрабанду 8 и трафик нелегальных мигрантов. Между тем есть определенные основания утверждать существование международных транскаспийских преступных группировок, хорошо использующих наличие сети морских транспортных путей и слабую координацию деятельности прикаспийских государств в соответствующей сфере.

Как и в других случаях, региональное трансграничное сотрудничество в Каспийском регионе имеет большой потенциал. В рамках уже упомянутых проектах евроазиатских транспортных коридоров TRACECA и «Север - Юг» планируется задействовать и проходящие по Каспию водные маршруты. Реализация данных проектов сулит прикаспийским государствам многомиллионные (или даже миллиардные) прибыли от транзита товаров, развитие портовой и железнодорожной инфраструктур, оживление региональной экономики в целом. Интересы в области транскаспийского транспортного сообщения могут послужить основой и для развития трансграничной кооперации в рамках Организации каспийского сотрудничества (CasCO) , деятельность которой пока не встала на стабильную и регулярную основу. Успех амбициозных транспортных проектов мог бы привести к весьма серьезному изменению стратегической ситуации не только в самой каспийской зоне, но и прилегающих регионах: в Центральной Азии, на Кавказе, Ближнем и Среднем Востоке.

Примыкающая к Каспию центрально-азиатская зона включает в себя наиболее протяженные на всем постсоветском пространстве рубежи, длина которых составляет около 15 тыс. км или более 60 % от общей длины всех постсоветских границ, из которых почти половина приходится на границу между Россией и Казахстаном. По своим ландшафтным условиям эта зона наиболее разнородна: пограничные участки проходят по пустынной, степной и лесной, равнинной и горной местности.

Большая протяженность границ в сочетании со слабой развитостью приграничной инфраструктуры (коммуникационных путей, населенных пунктов, системы жизнеобеспечения и т.п.) делает полноценную охрану рубежей довольно затруднительной, облегчая нелегальные трансграничные операции, в том числе наркоторговлю и незаконную миграцию, масштабы которых, как уже отмечалось выше, выходят далеко за пределы региона.

Не меньшие трудности могут создавать этносоциальные и этнополитические проблемы, во многом связанные с несовпадением государственных границ с этническими. Осуществленное в советский период размежевание оставило наследие в виде эт- нотерриториальных противоречий, полуофициальных и неофициальных территориальных претензий, высокого ирредентистского потенциала большинства приграничных зон за возможным исключением казахстанско-киргизского и казахстанско-туркмен- ского пограничья. Актуализация такого потенциала в соединении с трансграничной активностью исламских экстремистов (которая пошла на убыль, по-видимому, лишь временно) способна взорвать стабильность во всем регионе. Потенциально наиболее опасна ситуация в Ферганской долине, причудливые границы которой (обозначающие, в том числе, единственную в СНГ группу реально существующих анклавов) разделяют три из пяти центрально-азиатских государств. Развитие трансграничного сотрудничества в центрально- азиатской зоне осложняется комплексом причин объективного и субъективного характера. В своем большинстве пришедшие в упадок крупные экономические объекты стран региона были ориентированы на межрегиональную кооперацию в рамках СССР, кооперация же внутрирегиональная по этой причине и ввиду отсутствия у партнеров серьезных инвестиционных средств далеко не является полноценной заменой. Вместе с тем админи- стративно-политические системы центрально-азиатских государств являются наиболее авторитарными и централизованными на всем постсоветском пространстве, что существенно снижает роль фактора местного самоуправления в приграничном сотрудничестве. Наконец, негативную роль играет и растущая административная барьерность границ, повышение которой вызвано не только соображениями безопасности, но часто и желанием оказать политическое или экономическое давление на сопредельную сторону.

Как представляется, наиболее серьезным стимулом для трансграничного сотрудничества в центрально-азиатской зоне, также как и в двух предыдущих случаях, может стать развитие межрегиональных транспортных коммуникаций. Первые шаги в этом направлении уже сделаны: в частности, введены в строй железнодорожные линии, соединяющие Туркмению и Иран, Казахстан и Китай. На повестке дня реализация грандиозного проекта TRACECA, призванного соединить по кратчайшему пути Восточную Азию и Европу. Осуществление данного проекта, возможно, является одним из наиболее реальных шансов для вывода из кризиса экономики среднеазиатских стран (Казахстан в данном случае не рассматривается), рост душевого объема ВВП в которых труднодостижим ввиду колоссального демографического прироста. Однако выполнение проекта, эффективность которого далеко неявляется аксиоматичной (ввиду очень большой дальности расстояния перевозок) , сулит не только новые возможности, но и риски. Их последствия могут быть весьма труднопредсказуемыми, включая переориентацию на новый маршрут части наркотрафика, получение центрально-азиатскими режимами и нелегальными структурами (включая исламскую оппозицию) мощных рычагов давления на другие заинтересованные стороны, серьезное усиление влияния Китая и т. п. Создание же стабильных систем трансграничного сотрудничества потребует изменения политического климата, включая определенную децентрализацию местного самоуправления, урегулирование политических и этнических трансграничных конфликтов и т. п.

В целом, новое пограничье пока играет, по большей части, скорее разъединяющую, барьерную, нежели объединяющую, контактную роль. Это обусловлено слабостью инфраструктуры коммуникационных путей, экономического потенциала сопредельных сторон, сохраняющейся политической и социальной нестабильностью, внешнеполитической конъюнктурой (включая влияние третьих стран) . Во многих случаях потенциальные возможности и стимулы для развития трансграничного сотрудничества достаточно велики, хотя такие перспективы в конкретных ситуациях серьезно различаются. Пока, принимая в расчет лишь объективные долгосрочные характеристики, можно отметить, что ландшафтные, коммуникационные, экономические и политические факторы более благоприятствуют трансграничному сотрудничеству на «европейском направлении» (особенно в российско-белорусском приграничье) и в зоне российско-казахстанской границы. Высокий экономический и инфраструктурный потенциал в средне- или долгосрочной перспективе может способствовать преодолению не вполне благоприятного политического фона в зонах границ прибалтийских государств с Россией и Белоруссией. Предпосылками для развития трансграничного сотрудничества в этих и других случаях могли бы стать стабилизация региональных систем международных отношений и повышение значимости долгосрочных стратегических интересов по отношению к интересам краткосрочным, конъюнктурным в политике соответствующих постсоветских государств.

В большинстве же других конкретных случаев (имеются в виду, прежде всего, границы между новыми государствами Закавказья и Центральной Азии) у сопредельных стран гораздо больше оснований проводить пограничную политику на односторонней основе и меньше стимулов для создания совместной системы трансграничной безопасности: существующие противоречия объективного и субъективного характера пока серьезно препятствуют выработке отлаженной и стабильно действующей системы трансграничных отношений. И все же почти при любом сценарии развития событий приграничное сотрудничество объективно останется фактором, повышающим уровень безопасности и позитивного взаимодействия между соседними государствами.

Основные параметры постсоветского пространства. Прекращение существования СССР привело к появлению на пространстве Евразии относительно устойчивого постсоветского региона.
Термин «постсоветский» очерчивает географическое пространство, занимаемое государствами, входившими в состав бывшего СССР в качестве союзных республик, за исключением трех стран - Латвии, Литвы, Эстонии. Прибалтийские государства как в силу специфики выхода из состава Союза ССР, так и в силу последующей однозначно иной, чем у их соседей, внешнеполитической ориентации оказались включены в тесное взаимодействие и стали членами ЕС и НАТО. Они не предпринимали в отличие от других бывших советских республик попыток включиться в какие бы то ни было институциональные отношения на пространстве некогда единого государства.
Понимая всю условность и, наверное, конечность применения термина «постсоветский», осознавая весьма критичное, хотя и не всегда аргументированное, отношением к нему со стороны известных российских политологов, следует исходить из того, что этот термин достаточно четок и является устоявшимся для описания рассматриваемого международно-политического региона.
Вместе с тем термин «постсоветский» не исключает использования в качестве синонимичных или близких в ряде случаев определений - «новые независимые государства» («политкорректный» западный термин, популярный в 1990-е годы); «страны, пространство СНГ» (важно помнить о выходе Грузии из состава СНГ, равно как и неучастии в нем вновь возникших государств - Абхазии и Южной Осетии, ассоциированном статусе Туркменистана); «евроазиатское/ евразийское пространство» (термин является расширительным и несет определенные концептуальнофилософские коннотации); «страны бывшего СССР» (в этом термине присутствует неопределенность в отношении стран Прибалтики, к тому же использование названия не существующего уже почти двадцать лет государства представляется несколько искусственным); «ближнее зарубежье» (российскоцентричный термин, использующийся в рабочем внешнеполитическом лексиконе, но зачастую вызывающий раздражение у самих стран, определяемых этим термином) и др.
Принимая во внимание высокую динамику международной ситуации на рассматриваемом пространстве, вряд ли в настоящий момент можно требовать излишней терминологической строгости. По мере вызревания полноценной региональной системы или систем выкристаллизуется и терминология для описания сложившихся реалий.
В силу объективного экономического, инфраструктурного единства, гуманитарной общности и схожести политических культур, равно как и внешнеполитических устремлений крупнейшего актора этого ареала - России на постсоветском пространстве, в его отдельных субрегионах и функциональных сферах сформировались элементы интеграционного взаимодействия и военно-политического союза.
Наиболее успешными примерами таких отношений могут служить ЕврАзЭС с плотным ядром Таможенного союза, ОДКБ и поддерживающее сложившийся статус-кво Союзное государство России и Белоруссии.
В целом можно говорить о наличии на постсоветском пространстве специфических взаимно преференциальных режимов многостороннего взаимодействия. Часть этих режимов была унаследована из советского периода, часть - создана специально для новых реалий. Одной из попыток систематизации части этих режимов является новый Договор о создании Зоны свободной торговли в СНГ, заключенный странами Содружества в октябре 2011 г.
Грузино-югоосетинский конфликт 2008 г., в который с самого начала оказалась втянута Россия, привел к территориальным изменениям на постсоветском пространстве. Бывшие автономии Грузинской ССР провозгласили свою полную независимость и безоговорочное отделение от Грузии. Эти шаги получили поддержку руководства России, и на постсоветском пространстве возник феномен частично признанных государств. Другим результатом событий августа 2008 г. стало разрушение политического статус-кво и признанного мировым сообществом сценария поддержания стабильности в конфликтных зонах Закавказья.
Двадцать лет развития постсоветской региональной системы международных отношений включают две принципиальные фазы развития этой системы - фазу становления и консолидации региональной системы и фазу прекращения консолидации и структурной перестройки, ведущей к оформлению все более самостоятельных субрегиональных компонентов. Переходный период между двумя этими фазами охватывает 2004-2008 гг. Началом перехода от одной фазе к другой можно считать «оранжевую революцию» на Украине, а завершением - августовский конфликт в Закавказье, который привел к фиксации новых реалий на постсоветском пространстве.
В 2000-е годы происходило дальнейшее усложнение структуры международных отношений в постсоветском ареале. На настоящий момент постсоветская система состоит из трех субрегиональных компонентов:
1) оформившегося в целостную подсистему центральноазиатского регионального компонента, который все больше по своим параметрам смешается к региону Южной Азии. «Страной-шарниром», удерживающим этот компонент внутри постсоветского ареала, является Казахстан. Важнейшими внешними факторами для этой подсистемы являются политика Китая и нестабильность в Афганистане;
2) закавказского компонента - географически компактного и, со стратегической точки зрения, достаточно гомогенного, с развитыми внутренними, в том числе конфликтными, связями и с уравновешенными внешними влияниями. Закавказский ареал в силу культурно-исторических предпосылок, специфики отношений с Россией, плотности контактов с другими постсоветскими странами имеет серьезный центростремительный потенциал по отношению к постсоветскому ареалу в целом. Отличительной особенностью этой подсистемы является наличие в ней трех частично признанных/непризнанных образований - Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха;
3) восточноевропейского компонента, включающего Украину, Белоруссию и Молдавию. При этом Россия также отчасти выступает в качестве внутреннего актора этой системы. Принципиальную роль в восточноевропейском компоненте играет Украина, значение которой возрастает. Восточноевропейский компонент в значительной степени развивается при параллельном значительном воздействия политики России и Европейского союза. Специфика восточноевропейского компонента состоит в том, что он находится на стыке двух региональных подсистем - европейской и постсоветской. В результате этого взаимодействия формируется феномен «новой Восточной Европы».
Феномен «новой Восточной Европы» формируется в результате факторов, связанных с историко-культурной близостью, поиском международной идентичности постсоветскими и постсоциалистическими странами, участием соседних государств в общих региональных и субрегиональных институтах, объективной потребностью в более тесном экономическом взаимодействии. В настоящее время феномен «новой Восточной Европы» объединяет восточноевропейские страны СНГ - Белоруссию, Украину, Молдавию, географически приближенную и логически предельно связанную с развитием ситуации в этих странах Польшу, страны Прибалтики, а также пограничные, но перспективно предельно важные для этого ареала Словакию, Венгрию, Румынию, Болгарию. По своим историко-культурным параметрам, особенностям социально-экономического развития и географической локализации Россия также принадлежит к региону «новой Восточный Европы», хотя одновременно с этим может выступать по отношению к нему и в качестве фактора внешнего влияния.
Использование определения «новая» к этому широко понимаемому пространству Восточной Европы можно считать временным явлением, так как большинство стран, формирующих указанный ареал, подпадает под традиционное географическое определение «Восточной Европы», которое по сугубо идеологическим соображениям было подменено в 1990-е годы термином «Центральная Европа».
В то же время в западной публицистике термин «новая Восточная Европа» стал употребляться исключительно (в таком понимании его используют и некоторые российские авторы) по отношению к трем постсоветским странам - Украине, Белоруссии и Молдавии. Представляется, что это не несет ничего, кроме терминологического неудобства, и искусственно отграничивает три указанные страны от России.
Следует отметить, что ни один из вышеперечисленных компонентов постсоветского пространства не имеет согласованной субрегиональной стратегии развития или устойчивых механизмов субрегиональной координации. Региональные подсистемы выстраиваются на основе классических межгосударственных отношений. Попытки субрегиональной координации (Союз славянских государств, Центральноазиатский союз, Кавказская четверка) можно рассматривать только в ретроспективе, но они были изначально неудачными либо прекратили свое существование, не выдержав испытания реальностью. Минимальное согласование и координация многосторонних интересов и усилий субрегионального характера спорадически осуществляется или посредством контактов внутри структур СНГ, или через форматы ЕврАзЭС/Таможенного союза, ОДКБ, ШОС. Создать субрегиональное взаимодействие за счет внешнего импульса пытается ЕС в рамках «Восточного партнерства», но это пока тоже не дало серьезных результатов.

Прекращение существования СССР привело к появлению на пространстве Евразии относительно устойчивого постсоветского региона. Термин «постсоветский» очерчивает географическое пространство, занимаемое государствами, входившими в состав бывшего СССР в качестве союзных республик, за исключением трех стран - Латвии, Литвы, Эстонии. Прибалтийские государства как в силу специфики выхода из состава Союза ССР, так и в силу последующей однозначно иной, чем у их соседей, внешнеполитической ориентации оказались включены в тесное взаимодействие и стали членами ЕС и НАТО. Они не предпринимали в отличие от других бывших советских республик попыток включиться в какие бы то ни было институциональные отношения на пространстве некогда единого государства. Двадцать лет развития постсоветской региональной системы международных отношений включают две принципиальные фазы развития этой системы - фазу становления и консолидации региональной системы и фазу прекращения консолидации и структурной перестройки, ведущей к оформлению все более самостоятельных субрегиональных компонентов . Переходный период между двумя этими фазами охватывает 2004-2008 гг. Началом перехода от одной фазе к другой можно считать «оранжевую революцию» на Украине, а завершением - августовский конфликт в Закавказье, который привел к фиксации новых реалий на постсоветском пространстве.

В 2000-е годы происходило дальнейшее усложнение структуры международных отношений в постсоветском ареале. На настоящий момент постсоветская система состоит из трех субрегиональных компонентов:

1) оформившегося в целостную подсистему центральноазиатского регионального компонента, который все больше по своим параметрам смешается к региону Южной Азии. «Страной-шарниром», удерживающим этот компонент внутри постсоветского ареала, является Казахстан. Важнейшими внешними факторами для этой подсистемы являются политика Китая и нестабильность в Афганистане;

2) закавказского компонента - географически компактного и, со стратегической точки зрения, достаточно гомогенного, с развитыми внутренними, в том числе конфликтными, связями и с уравновешенными внешними влияниями. Закавказский ареал в силу культурно-исторических предпосылок, специфики отношений с Россией, плотности контактов с другими постсоветскими странами имеет серьезный центростремительный потенциал по отношению к постсоветскому ареалу в целом. Отличительной особенностью этой подсистемы является наличие в ней трех частично признанных/непризнанных образований - Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха;

3) восточноевропейского компонента, включающего Украину, Белоруссию и Молдавию. При этом Россия также отчасти выступает в качестве внутреннего актора этой системы. Принципиальную роль в восточноевропейском компоненте играет Украина, значение которой возрастает. Восточноевропейский компонент в значительной степени развивается при параллельном значительном воздействия политики России и Европейского союза.

Специфика восточноевропейского компонента состоит в том, что он находится на стыке двух региональных подсистем - европейской и постсоветской. В результате этого взаимодействия формируется феномен «новой Восточной Европы».

Феномен «новой Восточной Европы» формируется в результате факторов, связанных с историко-культурной близостью, поиском международной идентичности постсоветскими и постсоциалистическими странами, участием соседних государств в общих региональных и субрегиональных институтах, объективной потребностью в более тесном экономическом взаимодействии. В настоящее время феномен «новой Восточной Европы» объединяет восточноевропейские страны СНГ - Белоруссию, Украину, Молдавию, географически приближенную и логически предельно связанную с развитием ситуации в этих странах Польшу, страны Прибалтики, а также пограничные, но перспективно предельно важные для этого ареала Словакию, Венгрию, Румынию, Болгарию. По своим историко-культурным параметрам, особенностям социально-экономического развития и географической локализации Россия также принадлежит к региону «новой Восточный Европы», хотя одновременно с этим может выступать по отношению к нему и в качестве фактора внешнего влияния.

Содружество Независимых Государств образовано 8 декабря 1991 г . руководителями Белоруссии, России и Украины, подписавшими соглашение о его создании. 21 декабря 1991 г. в Алма-Ате руководители одиннадцати союзных республик (за исключением вышедших ранее из состава СССР Прибалтийских стран и охваченной гражданской войной Грузии) поддержали решение о создании СНГ и договорились о мерах, позволивших осуществить мирный переход от Союза ССР к статусу суверенных государств. Важнейшими из таких мер стали временное сохранение объединенных вооруженных сил, рублевой зоны, общего контроля за внешними границами. Грузия стала членом СНГ в 1993 г. и вышла из него 18 августа 2008 г., после конфликта в Закавказье. В настоящее время СНГ насчитывает 11 государств.

Ряд государств СНГ время от времени делают заявления относительно правосубъектности СНГ в качестве международной организации, что, однако, не мешает СНГ быть включенным во взаимодействие с другими многосторонними институтами.

Высшим органом организации является Совет глав государств СНГ, в котором представлены все государства-участники Содружества и который обсуждает и решает принципиальные вопросы, связанные с деятельностью организации. Совет глав государств собирается на заседания два раза в год Совет глав правительств СНГ координирует сотрудничество органов исполнительной власти государств - участников в экономической, социальной и иных областях общих интересов. Собирается два раза в год. Все решения как в Совете глав государств, так и в Совете глав правительств, принимаются на основе консенсуса. Главы двух этих органов СНГ председательствуют поочерёдно в порядке русского алфавита названий государств - участников Содружества.